Равиль Каримов «Как я Нилу Дымову уроки организовывал»
(сатирический рассказ-шарж, показывающий некоторые типичные явления в мире классической гитары; образы, как и сделанные автором обобщения, а также все совпадения с реальностью, носят случайный характер).
***
У меня есть друг, классический гитарист – Нил Дымов. Ну, как друг? — насчёт друга я, конечно, дерзнул: я — обычный гитарный мастер, а Нил — гитарист межгалактического уровня, надежда и опора межзвёздного гитарного пространства. Концертов, правда, у него мало, а если честно, то и вовсе нет. Его не то, что в межгалактические турне, но даже и в нашей родной Помирании никто особо не приглашает (и не особо, кстати, тоже). Но это потому, что завистники и интриганы, они всё время куда-то звонят и говорят, чтобы Дымова не приглашали. Ведь если его пригласить, то все увидят какого он уровня гитарист, и тогда остальным ничего уже не светит. Вот эти «остальные» и стараются. «Остальных» много: это те, кто в силу своей убогости не в состоянии постигнуть всё величие Дымова, его масштаб!
Мы все очень боимся попасть в число этих «остальных» и поэтому стараемся Нилу угождать, хотя, конечно, возможности у нас не те. Мы — это круг друзей Нила Дымова. Ну, как друзей? Конечно, мы прекрасно понимаем истинное положение вещей, но нам приятно, что такой человек как он хотя бы снисходит до общения с нами. Нил и сам периодически говорит, что настоящих друзей у него немного, единицы, а остальные это «та-а-ак» — брезгливо-презрительно тянет он. Мы напрягаемся, тщетно стараясь угадать, кто из нас «та-а-ак», а кто настоящий. Но, в конце концов, успокаиваем себя тем, что всё-таки между нами и темными и убогими «остальными», не способными оценить масштабной звёздноуровневости нашего друга, лежит пропасть, которую, слава Богу, мы уже перешли.
Я, в общем-то, за свою «дружбу» с ним не боюсь, потому что я один из тех олдскульных, которые знают главную тайну Нила Дымова: это то, что свои взгляды на единственно правильную постановку он почерпнул у Старшего Товарища. Товарищ этот сам на гитаре не играл, но много и очень ярко рассказывал об исполнительстве. И одной из его тем как раз и была правильность постановки. Значительную часть остальных тем, обсуждаемых тогда Старшим Товарищем, касающихся артистизма, эрудиции и многих других вещей, Нил пропустил мимо ушей, остановившись только на «правильности». Это было, конечно, очень верным решением — зачем распыляться? Прирождённый лидер, яркий, харизматичный Старший Товарищ так же ярко рассказывал о гитарном исполнительстве, развивая свои взгляды и на педагогику. На его фоне Нил сильно проигрывал, и в те годы тихо сидел в углу. Конечно, по его виду даже тогда можно было предположить, что он знает все гораздо лучше, но рта при этом он почти не раскрывал. О нём вспоминали лишь тогда, когда нужно было проиллюстрировать на гитаре какой-нибудь приём. У Нила Дымова совершенно уникальная врождённая мелкая моторика — на этом и базировалось главное в развиваемом им в дальнейшем учении о «рукоправильности».
«Рукоправильность» — это краеугольный камень, столп, на котором держится музыкальное исполнительство! Всем остальным (умением находить контакт со слушателем, артистизмом, интеллектуальной частью исполнительства) можно заниматься только тогда, когда наступила полная и безоговорочная «рукоправильность». Но поскольку полной «рукоправильности» никогда не бывает, всеми этими вещами пока заниматься и не нужно — рано ещё. Нужно заниматься только «рукоправильностью» до полной победы оной во всём мире.
Старший Товарищ, который до поры до времени своим авторитетом хоть как-то сдерживал Нила, в какой-то момент отошёл от дел, уехал далеко за город и стал разводить пчёл. Нил сохранил к нему тёплые отношения во всём, кроме взглядов на гитарное исполнительство. Здесь его лицо сразу менялось, и он начинал сдавлено цедить о том, что Старший Товарищ сам на гитаре не играет, и поэтому… Да и правда, у Товарища Дымов почерпнул только часть его идей о правильности, все остальные вопросы прошли мимо его сознания. Зато его мысли о правильности он цитирует очень точно, почти слово в слово. Стоит также сказать что у Нила огромный и редкий талант: он может чуть ли не слово в слово повторить мысль за каким-нибудь «нелепым, скоморошным и непрофессиональным персонажем», и это утверждение сразу становится академической истиной.
Нил очень любит обсуждать регалии, звания, кто и в насколько престижном зале играл. Но, при этом, мы все прекрасно понимали, что если какой-нибудь гитаристишка сыграл в Карнеги, то это ещё совсем ничего не значит – связи, интриги. Ведь его руки стоят недостаточно правильно! Вот когда сам Нил, наконец, будет играть в подобных залах, то это, конечно, станет прорывом, событием, открывающим новый виток в развитии межзвёздного гитарного исполнительства! Вообще, он любит часто, подолгу, и довольно-таки однообразно говорить про связи и интриги, знает, кто чей родственник, кто с кем спал, и прочие невероятно важные для творческого человека вещи. Причём я неоднократно замечал, что Нил знает про людей гораздо больше, чем их близкие, и порой даже значительно больше, чем они сами знают про себя. Такая необычная осведомленность вызывала удивление, но исходя из мегагалактичности Дымова, объяснить её всё-таки можно.
Общаясь (в перерывах между обсуждением чьих-то гнусных интриг) Нил иногда заводил разговор и об исполнительстве. Сам-то я в этом не особо разбираюсь, строгать-пилить — вот мой удел, но от Дымова я хорошо усвоил, что самое главное в игре на гитаре, это руки! То, как они стоят, постановка, посадка. Если руки стоят неправильно — это всё. Считай и не гитарист вовсе!
И вот я как-то посетовал, что у нас, по-видимому, нет тех, кто занимался бы отдельно руками (а нужно заметить, что живём мы с Дымовым в разных городах). «Так я мог бы приезжать» — тут же откликнулся он (необходимо сказать, что человек он, в общем-то, добрый, отзывчивый). Стоит ли говорить, что я с готовностью согласился.
Позвонив через некоторое время, он назначил дату своего приезда. Принявшись за новое для себя дело, я начал обзванивать своих гитарных знакомых, и совершенно неожиданно столкнулся с тем, что первым вопросом было: «Нил Дымов?? А кто это?»
Услышав такое в первый раз, я немного опешил, и лишь после хорошей паузы ответил: «Ну как же, помнишь, он несколько лет назад с концертом к нам приезжал?»
Чуть позже, освоившись, я уже бодро вещал об уникально правильной постановке рук, о её важности, о том, что если не заняться этим сейчас, в молодом возрасте, то позже будут проблемы. Но это оказалось не самым сложным, проблемой была цена за урок. Нет, не надо думать плохого, цена оказалась божеская! Всего лишь как для нормального, мирового уровня известности гитариста. Сложность была в том, что международного уровня гитаристов не то, чтобы много, но они есть, а вот межгалактического — только он один. Правда об этом, знали лишь мы, его друзья, а «остальные» — …
Ребята называли имена всемирно известных гитаристов, которые приезжая к нам брали примерно ту же цену за урок. Нил же был межгалактическим, но как международного его никто не знал, и в этом была проблема. Пришлось изрядно попотеть, рассказывая про уникальную методику «рукоправильности», про межгалактичность правда, (принимая во внимание, что передо мной люди неподготовленные) я благоразумно умолчал, с этим еще предстояло работать.
Но постепенно лёд тронулся: мне-таки удалось сформировать небольшой кружок из начинающих прозревать на его межгалактичность неофитов. Из них целых 5 человек оказались согласны заплатить за урок.
После чего снова позвонил Дымов, и брезгливо-высокомерно цедя слова потребовал, чтобы их было восемь. После некоторой паузы прибавив, что можно и девять — он готов. А ехать из-за пяти смысла нет. Во время предыдущего общения он проговорился, что хочет приехать в наш город с девушкой, и уроки нужны ему для того, чтобы частично отбить поездку, по видимому девушка оказалась капризной и передумала ехать. От такой неожиданности я осмелился лишь спросить его: «А если семь? Или я найду восемь, а кто-нибудь в последний момент откажется?»
«Ну-у-у, посмотрим» — холодно процедил он — «но ты, все-таки, ищи восемь.»
«Можно больше, тогда я на два дня раскидаю» — внушительно прибавил он.
Разговор озадачил, ведь изначально речь шла о том, что НАМ это интересно, но как только первое согласие было получено, то в дальнейшем мне каждый раз давали понять, что это нужно МНЕ, а ОН лишь снисходит, делая немалое одолжение. Конечно, я чутко уловил, что это и есть цена за привилегию находиться в избранном кругу свидетелей его межгалактизма, цена за то, что меня милостиво подняли из безликого состояния под условным штампом «остальные», чей речекряк не стоит даже фиксировать, и чья безликость совершенно очевидна, и признали, что проблесков моего сознания достаточно для того, чтобы иногда в виде отдельных просветлений свидетельствовать величие САМОГО.
Кстати, внимание читателя, наверное, привлек упомянутый выше концерт. Да, у Дымова когда-то были концерты. Но, конечно, и публика до конца не могла понять масштаба того, что он делает, а самое главное, не понимали этого и жалкие организаторы этих концертов, о чём Нил с завидной регулярностью небрежно цедил сквозь зубы в избранном кругу своих друзей (или как бы «друзей»?). Несложно предположить, что так или иначе недовольство это расходилось шире, и люди, от которых эти концерты зависели, будучи всего-навсего недалекими «остальными», вместо того, чтобы изменить своё отношение к Нему, просто перестали его приглашать. [Ограниченные — что с них возьмёшь.]
В общем, восемь человек я собрал, но за несколько дней до уроков Нил позвонил мне, и в своей обычной снисходительно-высокомерной манере уведомил, что приедет чуть позже, через месяц-полтора, о чём сообщит мне заблаговременно. «Может это и к лучшему» — вздохнул я про себя.
Он, действительно, позвонил месяца через полтора, довольно деликатно выразил желание приехать к нам с уроками. Я, совершенно неизбалованный деликатностью Дымова к себе, от неожиданности согласился. Но как только согласие было получено и началась рабочая рутина договоренностей, я сразу понял, что все мы серая безликая масса, до просвещения которой наш мэтр снисходит лишь из человеколюбия.
Зато я имею теперь бесценный эмоциональный опыт, абсолютно точно зная, что чувствовали аборигены, когда общались с просвещавшими их европейцами.
Требования Дымова были те же, что и в прошлый раз — к этому я уже был готов.
Уроки прошли блестяще! Нил сидел строгий, корректный, что называется «застегнутый на все пуговицы». Величественно выцеживая сквозь зубы тезисы о «рукоправильности», он фактически в этот момент творил историю! Конечно, при фантастически высоком уровне Дымова, ему трудно было вникнуть в уровень ученика, в микроскопические оттенки его проблем. Ученики, видимо, понимая это, вели себя непривычно тихо. Конечно, они напряженно старались соответствовать, но очень скоро стало понятно, что они всего лишь безнадежные, «остальные». Провожая каждого из них, я говорил: «Что делать, совсем другой подход, сходу вникнуть непросто, одного урока здесь мало…»
Дымову это понравилось, и он буквально сразу же заговорил о следующих уроках. Я понял, что сел в санки, которые уже разогнались с горы. Но, всё же, постепенно мне удалось сформировать кружок человек из тридцати неофитов, и все мы, запасшись ментальным циркулем, усердно вымеряли правильность рук (и, соответственно, уровень игры) знакомых гитаристов.
Поскольку учение о «рукоправильности» для многих было совершенно новым, то я старался по мере возможностей что-то рассказать заранее, подготовить, так сказать. Как ни странно, понятие о «рукоправильности» я получил не от Дымова. Каждый раз, когда у нас заходил разговор на эту тему, лицо его становилось еще более высокомерным, чем обычно, и он лишь снисходительно выцеживал из себя что-то маловразумительное. Но у меня за спиной были годы общения со Старшим Товарищем, который много и охотно рассуждал о «рукоправильности», причём, в отличии от Дымова, говорил об этом простым и понятным языком, без излишнего высокомерия. В общем, несмотря на сложности, всё же приезды Нила с уроками были довольно интересным для меня опытом, который правда уже начинал меня тяготить. Причин было немало: хлопоты с нахождением для уроков бесплатного помещения в центре города, сама организаторская работа, душа к которой у меня не особо лежала, а самое главное то, что почти все учащиеся не дотягивали до межгалактического уровня нашего друга. Хоть сколько-нибудь тянущиеся были те, с кем я отдельно и много работал. Мне было легче, мой уровень был не так звёзден, и я гораздо лучше находил контакт с людьми, рассказывая им о принципах постановки и звукоизвлечения языком, который они понимали. Узнавая об этом, Дымов лишь презрительно хмыкал, ведь если кто-то из них и играл чуть лучше, то понятно же, почему.
Не знаю, сколько бы это еще тянулось, если бы не одна выходка Дымова. В один из его приездов я как раз закончил довольно удачный инструмент — для меня это был этап профессионального роста, и было интересно получить мнение Нила. Попросив владельца этого инструмента принести гитару, я договорился, что во время одного из «окон» Дымов посмотрит её. В разговоре с Нилом наедине я прибавил, что владелец этой гитары достаточно статусный в наших краях человек, преподаватель музыкального училища, на что Дымов только смерил меня полным замораживающего презрения взглядом — наши мелюзговые табели о рангах были ему совершенно неинтересны. Когда наступил час просмотра, он взял гитару, небрежно сыграл пару уложившихся в полторы-две минуты отрывков, и снисходительно глядя в мою сторону небрежно процедил: «Я потом с тобой поговорю об этом инструменте.»
Владелец инструмента (который только ради этого и приехал в тот день), как и все остальные присутствующие, старались не смотреть в мою сторону. Конечно, это чистое совпадение, но гитара вскоре была продана владельцем. Это был удар — для меня было важным, чтобы этот человек играл на моей гитаре, собственно, он уже и играл, но…
Когда Нил в очередной раз позвонил мне насчёт приезда и уроков, я просто не нашёл в себе сил. Позже мне стало известно, что он напрямую обратился к кому-то из тех, кто приходил на эти уроки, но они почему-то не заинтересовались. Подозреваю что Дымов объяснил себе их реакцию интригами, теперь конечно уже с моей стороны, но мне почему-то уже было всё равно.
Я умею абстрагироваться от мелкого личного, и если бы ученики после его уроков делали реальные успехи, я бы плюнул на всё и продолжил, но между галактичностью моего друга и ними пролегала такая пропасть, что они даже не понимали в какую сторону нужно делать первый шаг, чтобы ее преодолеть.
В общем, приезды с уроками прекратились, но мы продолжали иногда общаться, и в следующем рассказе вы узнаете, как друзья пытались помочь Нилу Дымову и что из этого получилось.
